Уездные хроники: Беспокойный год

Тишь да благодать была в Ижевском заводе на исходе лета 1907 года: смута первой русской революции стихла, подзабылась горечь поражения в русско-японской войне, а до начала германской ещё несколько лет. Ну, постреливают, разумеется, и в нашем богоспасаемом Сарапульском уезде, как и всюду на просторах Российской империи.







Год этот в наших краях настолько богат на всякого рода эксы и покушения, что перечислить все и газетной полосы не хватит, наверное. Так, слегка только и коснёмся...

8 января 1907 года в Сарапуле ранен пристав Ижевского завода Мазунин, двое стрелявших задержаны. В том же январе в квартире одного из ижевских обывателей обнаружены две бомбы.

12 февраля в Воткинском заводе брошена бомба в проезжавших надзирателя Шмелёва и городового Волоскова, преступник при задержании отстреливался. 22 марта в Сарапуле убит полицейский надзиратель 2-й части Фролов.

25 мая при побеге из Сарапульской тюрьмы политический арестант Косотухин убил конного стражника Городилова и тяжело ранил Краснопёрова.

В ночь на 17 июля в квартиру помощника Ижевского пристава А. А. Григоровского брошена бомба, которая, слава Богу, не разорвалась.

9 августа в Воткинском заводе брошена бомба в казарму пеших стражников. 14 августа брошена ручная граната в дом Бодалева в Сарапуле. За день до этого шайка анархистов напала на полицейский участок в Ижевском заводе – ранен телохранитель пристава Кагранбекова, трое городовых и двое посторонних людей.

Сам легендарный ижевский пристав, вызывавший даже у благонамеренных обывателей страх, запросится в отставку, так как службу не в силах нести «из-за душевного расстройства». Но пока он ещё красуется, верхом на лошади объезжая Базарную в окружении своих абреков. Лето 1907 года ещё и не думало уходить: только вчера был Яблочный Спас – сегодня, значит, 7 августа. По-старому стилю, господа, по-старому, конечно!



Помилуйте, да кто ж не знает в Ижевском заводе купчиху Степанову! Впрочем, купчиха – это так, ради красного словца. Александра Васильевна, даром что не в гильдии, всего лишь сельская обывательница, свой магазин имеет на престижной Базарной улице. Опять же рекламу в уездной прессе даёт: галантерея, обувь, одежда, часы, дорожные чемоданы и саквояжи, трости, зонты, веера – всё для вас! Да и обитает торговка неподалёку - на углу Курённой и Узенького проулка (это который Нижний, не перепутайте с Верхним Узеньким!).

Туда-то благостным вечером 7 августа 1907 года и заявились двое молодчиков. Чего ж, ворота открыты, поскольку все дома: хозяйка, дочка - казанская гимназистка, свекровь, приказчик опять же, заперев магазин, вернулся, благо тут же проживает. Да и молодые люди вежливые такие:

- Здрасьте! Нам бы Александру Васильевну! Ах, вы!..

Торговку на крылечко вызвали пошептаться, чтобы семью душевно не ранить:

- С вас налог причитается – извольте 400 рубликов в пользу партии социалистов-революционеров приготовить в течение трёх дней!

Хозяйка глазами хлоп-хлоп, понять ничего не может. Ну, ей на официальном, отпечатанном на восьмушке бумажного листа бланке вручают извещение:

«Ижевские Лесные братья партии социалистов-революционеров предлагают всем господам капиталистам платить прогрессивно-подоходный налог...»

И напротив фамилии Степановой сумма 400 рублей, а не заплатишь в течение трёх дней – счётчик включается. «Повезло» торговке, ведь с того же купца Николая Павловича Тихонова все 700, а с торговки Мясниковой 500 рубликов запросить собирались, судя по отпечатанным бланкам!

- Сейчас восемь вечера 7 августа, так вы уж 10-го к этому же времени извольте приготовить!


Сердце у купчихи зашлось: и денег жалко, которых всё равно лишних нет, и за дело торговое, за дом страшно. А назавтра, как назло, ехать в Нижний Новгород и Казань надо. На коротком совете порешили: не платить! Кинулся приказчик Фёдор Смирнов к полицейскому приставу, мол, караул, грабят хозяйку! Встрепенулся помощник пристава Александр Александрович Григоровский – давно у него руки чесались изловить тех, кто бомбу в его окошко бросал. А приказчик вдобавок сообщает, что экспроприаторы, не торопясь, направились по Узенькому проулку в сторону Береговой. Ату их!

Кинулся помощник пристава с кучей городовых в указанном направлении. А мимо бежит по улице куда-то молодой человек, торопится – хвать его. Не тот? Потом разберёмся! И ведь догнали у самого Ижа. Один из «лесных братьев» как-то сразу испарился, а уж второго гоняли-гоняли – по Узенькому, из Береговой в Базарную, огородами снова в Береговую, да шельмец этакий успел прыгнуть в лодку, выпустив на прощанье в преследователей несколько пуль из револьвера. Ищи-свищи его теперь в Зареке! И опять осталось Григоровскому в официальных бумагах наряду со Степановой фигурировать в роли потерпевшего – стреляли-то в него!

Да и задержанного молодого человека, бежавшего по своим делам, отпустить пришлось – оказался 18-летний Аркадий Зиновьев живущим по соседству сынком заводского рабочего. Он-то и показал, что опознал одного из двух убегавших от полиции эсеров:

«Когда полиция стала преследовать... Николая Захаровича Ёлкина, которого я хорошо знаю, как своего соседа, я действительно видел его, как он, преследуемый полицией, бежал по Узенькому переулку в Береговую улицу, оттуда в Базарную...»

Тут и другие свидетели нашлись. Выяснилось, что накануне экспроприаторы наведывались и в магазин Ушеренко, торгующий на Базарной готовым платьем. Самого хозяина торгового дома, легендарного Давида Яковлевича, из кантонистов дослужившегося до унтер-офицера и получившего Георгиевский крест, а со временем в купцы выбившегося, на месте, конечно, не было, благо чаще в Сарапуле проживал. Ну, экспроприаторы с той же просьбой о деньгах для партии к сынку его Моисею Давидовичу обратились. Ага, дождёшься от Ушеренко денег на революцию! Тогда же случайный покупатель и сказал хозяину, что один из экспроприаторов – Ёлкин, опасный человек. Об этом и рассказал под протокол Моисей Давидович Ушеренко, 33-х лет, иудейского исповедания, грамотный.



Допросы свидетелей, потерпевших, дело возбудили, которое ведёт судебный следователь Сарапульского окружного Суда по важнейшим делам – как же-с, всё по закону! А вот рэкетиров эсеровских поймать не могут. Всего-то улова, что городовой Стерхов во время осмотра места происшествия у дома Курбатовой в Береговой улице кобуру жёлтой кожи нашёл, которую потерял «лесной брат» Ёлкин, всего-то 19-ти лет. И папаша его твердит, что сынок как ушёл в тот день с утра, так и не объявлялся боле.

Пока Александра Васильевна Степанова изволит в поездке находиться, домашние её покоя не знают. Вскоре в протоколах фигурирует в качестве потерпевшей уже её свекровь, Елизавета Яковлевна 71-го года:

«11 августа затем к нам была брошена в окно залы фиктивная бомба, которая, однако, не разорвалась и вреда никакого нам не причинила. Бомба эта была брошена к нам в залу в 9½ час. вечера в среднее окно с Узенького проулка. Кем была брошена тогда бомба, обнаружить не удалось».

А через полмесяца – новая бомба в окно, о чём проинформировали читателей даже столичные издания:

«Вятка. Ночью 26-го августа на Ижевском заводе в квартиру богатой обывательницы Степановой вторично брошена бомба; взрывом повреждена обстановка, пострадавших нет. Степанова часто получала письма с требованием денег».

Эсеры умеют убеждать, что надо делиться нажитым. Либерально настроенная интеллигенция и чиновничество хихикают над полицией, помощник пристава чувствует себя дураком, городовые стыдятся своей службы – дожила империя, дошла до ручки! Однако Александр Александрович Григоровский, даром что чина не имел, в отличие от своего братца, коллежского регистратора, служившего смотрителем Галёвской пристани, но всё-таки службу тоже знал, развив бурные поиски, сплетя целую сеть из соглядатаев и информаторов. И успех не заставил себя ждать: 5 сентября агентура донесла о предполагаемом месте, где могут скрываться экспроприаторы. Освистала бы его либеральная общественность, да 16 августа

«Высочайшим указом Сарапульский уезд объявлен на положении чрезвычайной охраны, с возложением прав главноначальствующего на Вятского губернатора князя Горчакова».

(Продолжение следует…)